Неточные совпадения
«Ну так что ж! И пожалуй!» — проговорил он решительно, двинулся с моста и
направился в ту сторону, где была контора. Сердце его было пусто и глухо. Мыслить он не хотел. Даже тоска прошла, ни следа давешней энергии, когда он из
дому вышел, с тем «чтобы все кончить!». Полная апатия заступила ее место.
Пошли не
в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали
в окнах
домов, точно
в ложах театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал
в хвосте демонстрации, потому что она
направлялась в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была
в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Подумав над этим, он
направился к Трусовой, уступил ей
в цене
дома и, принимая из пухлых рук ее задаток, пачку измятых бумажек, подумал, не без печали...
Я опять
направлялся на Петербургскую. Так как мне
в двенадцатом часу непременно надо было быть обратно на Фонтанке у Васина (которого чаще всего можно было застать
дома в двенадцать часов), то и спешил я не останавливаясь, несмотря на чрезвычайный позыв выпить где-нибудь кофею. К тому же и Ефима Зверева надо было захватить
дома непременно; я шел опять к нему и впрямь чуть-чуть было не опоздал; он допивал свой кофей и готовился выходить.
Алеша
направился к Соборной площади,
в дом купчихи Морозовой, к Грушеньке.
Ночь была хотя и темная, но благодаря выпавшему снегу можно было кое-что рассмотреть. Во всех избах топились печи. Беловатый дым струйками выходил из труб и спокойно подымался кверху. Вся деревня курилась. Из окон
домов свет выходил на улицу и освещал сугробы.
В другой стороне, «на задах», около ручья, виднелся огонь. Я догадался, что это бивак Дерсу, и
направился прямо туда. Гольд сидел у костра и о чем-то думал.
Я встал — и, положив талер
в руку бедной Ганхен (она даже не поблагодарила меня),
направился к
дому фрау Луизе. Вечерние тени уже разливались
в воздухе, и узкая полоса неба, над темной улицей, алела отблеском зари. Я слабо стукнул
в дверь; она тотчас отворилась. Я переступил порог и очутился
в совершенной темноте.
У шатров толпится народ.
В двух из них разложены лакомства,
в третьем идет торг ситцами, платками, нитками, иголками и т. д. Мы
направляемся прямо к шатру старого Аггея, который исстари посещает наш праздник и охотно нам уступает, зная, что
дома не очень-то нас балуют.
В это же время, около полуночи, из своего казенного
дома переходил бульвар обер-полицмейстер Козлов,
направляясь на противоположную сторону бульвара, где жила известная московская красавица портниха.
На следующий год мне запомнился, впрочем, один случай ее применения: два гимназиста убежали из
дому,
направляясь в девственные степи Америки искать приключений…
Один только Тишка не обнаруживает еще никаких стремлений к преобладанию, а, напротив, служит мишенью,
в которую
направляются самодурные замашки целого
дома.
— Э, да неужели и вправду вам неизвестно, что сегодня будет свидание Аглаи Ивановны с Настасьей Филипповной, для чего Настасья Филипповна и выписана из Петербурга нарочно, чрез Рогожина, по приглашению Аглаи Ивановны и моими стараниями, и находится теперь, вместе с Рогожиным, весьма недалеко от вас,
в прежнем
доме, у той госпожи, у Дарьи Алексеевны… очень двусмысленной госпожи, подруги своей, и туда-то, сегодня,
в этот двусмысленный
дом, и
направится Аглая Ивановна для приятельского разговора с Настасьей Филипповной и для разрешения разных задач.
В это мгновенье Лаврецкий заметил, что Леночка и Шурочка стояли подле Лизы и с немым изумленьем уставились на него. Он выпустил Лизины руки, торопливо проговорил: «Извините меня, пожалуйста», — и
направился к
дому.
Наконец, старик не вытерпел. Однажды утром он оделся с особенною тщательностью, точно
в христовскую заутреню: надел крахмальную манишку, пестрый бархатный жилет, старомодный сюртук синего аглицкого сукна и дареные часы-луковицу. Торжественно вышел он из
дома и
направился прямо
в господский
дом,
в котором не бывал со времени своего изгнания. Голиковского он видел раза два только издали. Аристашка остолбенел, когда
в переднюю вошел сам Лука Назарыч.
Сейчас же улегшись и отвернувшись к стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного
в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он встал и, не стесняясь тем, что доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому
направился, на всякий случай,
в коридор,
в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
Между прочим, Лукьяныч счел долгом запастись сводчиком. Одним утром сижу я у окна — вижу, к барскому
дому подъезжает так называемая купецкая тележка. Лошадь сильная, широкогрудая, длинногривая, сбруя так и горит, дуга расписная. Из тележки бойко соскакивает человек
в синем армяке, привязывает вожжами лошадь к крыльцу и
направляется в помещение, занимаемое Лукьянычем. Не проходит десяти минут, как старик является ко мне.
— Ваше высокоблагородие немедленно приступить изволите? — спросил меня исправник Маслобойников
в ту самую минуту, как я вылезал из тарантаса с намерением
направиться к станционному
дому, расположенному
в самом центре города С ***.
Однажды он после продолжительного мистического бодрствования, чтобы рассеять себя, вышел из
дому и
направился в поле, где почувствовал, что чем далее он идет, тем проницательнее становится его умственный взор, тем понятнее ему делаются все видимые вещи, так что по одним очертаниям и краскам оных он начал узнавать их внутреннее бытие.
Таким образом, собственно из господ только Мартын Степаныч и Аггей Никитич дослушали обедню, по окончании которой они пошли вдвоем довольно медленной походкой,
направляясь к
дому, причем увидели, что отец Василий,
в своей лисьей шубе и бобровой шапке, обогнал их быстрой походкой и даже едва ответил на поклон Мартына Степаныча, видимо, куда-то спеша.
Хозяин
дома, бывший, должно быть, несмотря на свою грубоватую наружность, человеком весьма хитрым и наблюдательным и, по-видимому, старавшийся не терять графа из виду, поспешил, будто бы совершенно случайно,
в сопровождений даже ничего этого не подозревавшего Марфина, перейти из залы
в маленькую гостиную, из которой очень хорошо можно было усмотреть, что граф не остановился
в большой гостиной, исключительно наполненной самыми почтенными и пожилыми дамами, а
направился в боскетную, где и уселся
в совершенно уединенном уголку возле m-me Клавской, точно из-под земли тут выросшей.
— Вот мы
в ту сторону и
направимся средним ходом. Сначала к тебе,
в Проплеванную, заедем — может, дом-то еще не совсем изныл; потом
в Моршу, к Фаинушкиным сродственникам махнем, оттуда —
в Нижний-Ломов, где Фаинушкина тетенька у богатого скопца
в кухарках живет, а по дороге где-нибудь и жида окрестим. Уж Онуфрий об этом и переговоры какие-то втайне ведет. Надеется он, со временем, из жида менялу сделать.
В одиннадцать часов мы вышли из
дому и
направились по Литейной. Пришли к зданию судебных мест.
Зотушка посмотрел на широкую спину уходившего Михалка и, потянув лошадь за осклизлый повод, опять зашлепал по двору своими босыми ногами. Сутулая, коренастая фигура Михалки
направилась к
дому и быстро исчезла
в темных дверях сеней. Можно было расслышать, как он вытирал грязные ноги о рогожу, а затем грузно начал подниматься по ступенькам лестницы.
Дорога, на которую свернул теперь дядя Аким вместе с мальчиком, служила
в зимнее время единственным сообщением между
домом рыбака, куда они
направлялись, и Сосновкой.
Было ясное июньское воскресенье, когда Нехлюдов, напившись кофею и пробежав главу «Maison Rustique», [Ферма,] с записной книжкой и пачкой ассигнаций
в кармане своего легонького пальто, вышел из большого с колоннадами и террасами деревенского
дома,
в котором занимал внизу одну маленькую комнатку, и по неочищенным, заросшим дорожкам старого английского сада
направился к селу, расположенному по обеим сторонам большой дороги.
Распростившись с батюшкой, я вышел из
дому и
направился в огород. Там, около парников, сидел садовник Артемий, порядочно навеселе, и роптал...
В одном из двух маленьких домиков жил сам Михаил Николаевич;
в другом жила его мать, дряхлая старуха лет семидесяти. Взъехавши на плотину, Владимир Сергеич не знал, к какому
дому направиться. Он оглянулся — дворовый мальчик удил рыбу, стоя босиком на полусгнившей коряге. Владимир Сергеич окликнул его.
Полный немого отчаяния, которое, постепенно возрастая
в нем, жгло ему сердце и туманило голову, Антон бросил наконец свои поиски и
направился к
дому.
Отпустив Таню к гостям, он вышел из
дому и
в раздумье прошелся около клумб. Уже садилось солнце. Цветы, оттого что их только что полили, издавали влажный, раздражающий запах.
В доме опять запели, и издали скрипка производила впечатление человеческого голоса. Коврин, напрягая мысль, чтобы вспомнить, где он слышал или читал легенду,
направился не спеша
в парк и незаметно дошел до реки.
Войдя
в открытую, висевшую на одной петле дверь щелявой пристройки, расслабленно прильнувшей к желтой, облупленной стене двухэтажного
дома, я
направился между мешками муки
в тесный угол, откуда на меня плыл кисловатый, теплый, сытный пар, но — вдруг на дворе раздались страшные звуки: что-то зашлепало, зафыркало.
Я вышел вон и
направился тяжелыми шагами к
дому. Вера дожидалась меня на террасе; она вошла
в дом, как только я приблизился, и тотчас же удалилась к себе
в спальню.
В один прекрасный день, перед вечером, когда удлинялись тени деревьев и вся дачная публика выбиралась на promenade, [Гулянье (франц.).] —
в калитке нашего серого
дома показался молодой и очень красивый морской офицер. Значительно растрепанный и перепачканный, он вошел порывисто и спешною походкою
направился прямо
в помещение, занимаемое немками, где по этому поводу сейчас же обнаружилось некоторое двусмысленное волнение.
— А вот и посмотрим, как не выдержим! — решительно сказал Иван Ильич, и даже жар бросился ему
в лицо. Он сошел с мостков и твердыми шагами прямо
направился через улицу
в дом своего подчиненного, регистратора Пселдонимова.
Цвибуш и Илька поблагодарили старуху и
направились к зеленому крыльцу. Судью они застали
дома. Он стоял у себя на дворе, под старой развесистой шелковицей и палкой сбивал черные, переспелые ягоды. Губы его и подбородок были выкрашены
в лиловый, синий и бакановый цвета. Рот был полон. Судья жевал ленивее быков, которым надоело жевать свою жвачку.
Висленев, взойдя с сестрою и теткою
в дом,
направился прямо
в свой кабинет, где еще раз умылся и переоделся, прихлебывая наскоро поданный ему сюда чай, — и послал за извозчиком.
Солдаты
направились к
дому. Не стучась, вошли
в кухню. Иван Ильич умывался у рукомойника, Анна Ивановна поджаривала на сковородке кашу. Когда солдаты вошли с Катею, Иван Ильич повернул к ним свое лицо с мокрой бородой, Анна Ивановна побледнела. Иван Ильич спросил...
Шествие
направлялось от городского гористого берега киевского к пологому черниговскому, где тогда тотчас же у окончания моста были «виньолевские постройки»:
дома, службы и прочее. Гораздо далее была слободка, а потом известный «броварской лес», который тогда еще не был вырублен и разворован, а
в нем еще охотились на кабанов и на коз.
Камера помещалась
в усадьбе мирового судьи,
в одном из флигелей, а сам судья жил
в большом
доме. Доктор вышел из камеры и не спеша
направился к
дому. Александра Архиповича застал он
в столовой за самоваром. Мировой без сюртука и без жилетки, с расстегнутой на груди рубахой стоял около стола и, держа
в обеих руках чайник, наливал себе
в стакан темного, как кофе, чаю; увидев гостя, он быстро придвинул к себе другой стакан, налил его и, не здороваясь, спросил...
Видя, что калитка отперта, Хрущев быстро скрылся
в аллею и
направился назад к лужайке, расстилавшейся перед
домом; он остановился под густым деревом и стал выжидать.
Она осторожно вышла из спальни, прошла
в переднюю комнату и, как была
в одном платье, вышла на двор и пошла по направлению к
дому, обогнула его и
направилась к заднему крыльцу. Мелкий, недавно выпавший снег хрустел у нее под ногами и знобил ноги, одетые
в легкие туфли, резкий ветер дул ей
в лицо, но она не чувствовала холодка. Твердою поступью взошла она на заднее крыльцо, открыла не запертую дверь и вошла
в заднюю переднюю, через две комнаты от которой находилась комната помощника управляющего.
Темная, непроглядная осенняя ночь спустилась над Грузиным. Из графского
дома вышла какая-то странная процессия,
направляясь к церкви. Четверо слуг с зажженными фонарями и вооруженные длинными железными ломами освещали путь графу Алексею Андреевичу Аракчееву и Петру Андреевичу Клейнмихелю, шедшим
в середине. Они шли медленно, храня глубокое молчание.
Кучер, который даже весь вздрогнул, как бы ощущая на своей спине удары палок, усердно стал погонять лошадей и вскоре сани Салтыковой въехали
в ворота ее роскошного
дома. По приезде домой, Дарья Николаевна прошла к себе, а затем
направилась на половину мужа. Подходя к его кабинету, она замедлила шаги и подошла к двери на цыпочках.
Карасев
направился к воротам указанного
дома, а мужичонко все-таки тотчас же дал тягу и скрылся
в тех же воротах, откуда вышел.
Староста, выйдя из «анатомии», захватил с собой сотского и двух понятых, и
направился с ними на край поселка, где стояла изба Егора Никифорова. Последнего он должен был арестовать по приказанию земского заседателя и привести
в людскую высокого
дома.
Вечер прошел спокойно, и каждый удалился
в свою комнату. Все затихло
в доме, и с час не было слышно никакого шума, когда Хрущев тихонько вышел из своей комнаты и
направился к дверям передней.
Недели две спустя после описанного нами бала, во время утренней прогулки
в обширном саду, окружавшем
дом Хвостовых, Хрущев
направился к калитке, выходившей
в один из бесчисленных переулков, пересекающих Сивцев Вражек; вдруг глаза его остановились на предмете, лежавшем на траве, которая сохраняла еще капли утренней росы.
Он запахнулся
в шубу и твердою походкою, перешедши мостовую,
направился к подъезду графского
дома, двери которого распахнул перед ним рослый швейцар с почтительным поклоном.
Направившись к
дому, он отпер подъезд, и графиня с княгиней вошли
в дом.
Староста прошел
в ворота своего
дома. Никита Берестов
направился далее к околице, за которою стояла отведенная ему избушка Соломониды.
По ступенькам поднялся Вадим Петрович,
в бекеше,
в котиковой шапке, довольно легкою походкой, изредка опираясь о палку. Он из
дому прошел пешком до Кремля, спустился Тайницкими воротами и набережной
направился к храму Спасителя.